Пара сапог - Страница 3


К оглавлению

3

— Разве вот мои возьмёте, господин Камзолин, — промолвила Анна Карловна, и при этом приподняла юбку и показала ему свои туфли, очень похожие на калоши.

Камзолин скрестил на груди руки и, осмотрев туфли, увидел полную невозможность воспользоваться этим странным произведением искусства. Во-первых, они были слишком велики, — Анна Карловна страдала отёком ног; затем форма их была такая странная, что, появившись в них, он обратил бы на себя внимание всего университета. Одним словом, это было невозможно, А, между тем, часы с будильником, висевшие в маленькой каморке, в которой жила Анна Карловна, показывали без четверти час, и с каждой минутой Камзолин рисковал опоздать на экзамен.

Камзолиным овладела досада. Вообще это был человек добродушный до последней степени, — но когда он представил себе, что ему придётся отложить экзамен на осень, то его взяла злость на товарища.

«Это уже слишком. — мысленно говорил он. — Можно быть небрежным, но не до такой степени. Я никогда не позволил бы себе поступить таким образом».

Сперва он ходил по комнате, потом это ему надоело, он бросился на диван, но сломанная пружина тотчас же напомнила ему о себе; он перешёл на кровать, лёг на спину и с бессильным негодованием стал глядеть в потолок.

В передней раздался хриплый звонок и произошло движение.

— А, — громко воскликнул Камзолин, — наконец-то!

И в полной уверенности, что это запоздавший Пиратов, он соскочил с кровати, растворил дверь и высунул голову в коридор.

— Это называется свинство! — выразительно крикнул он фигуре, которая появилась в полутёмном коридоре.

— А? — промолвила из темноты фигура солидным басовым голосом, какого никогда не бывало у Пиратова, — покорно благодарю!

Камзолин с недоумением остановился и, растворив дверь, начал рассматривать вошедшего, который, таща в руках довольно увесистый узел, направлялся прямо к нему в комнату.

— Да это что же? — воскликнул Камзолин. — Фу ты, да это вы, Назарьев?

— Ну, конечно, я. Я не понимаю, за что вы меня обругали?

— Это недоразумение, извините. Я вообразил, что это вернулся Пиратов. Вы что же, прямо из деревни?

— Да, как видите. Я проездом. Еду в Тверь; поезда не сходятся, приходится сидеть в Москве часов восемь, вот я и завернул к вам.

И гость, втащивши свой узел в комнату, снял пальто, сел на диван и, видимо, начал отдыхать.

Назарьев был товарищ Пиратова и Камзолина по гимназии. Но в университет он не пошёл, а стал заниматься своим маленьким хозяйством в деревне. Между товарищами никогда не было особенной близости, но они навсегда остались в хороших отношениях. Имение Назарьева было ничтожно, а семья, состоявшая из сестёр и многочисленных более или менее отдалённых родственников, была велика. Вот он и бился, обрабатывал землю и, вместе с тем, вёл ещё какую-то небольшую торговлю. Когда он приезжал в Москву, то не забывал товарищей и заходил к ним на часок.

С виду это был человек очень здоровый и крепкий. Его смуглое лицо, густо обросшее тёмными волосами, производило впечатление какой-то суровости, но когда он начинал говорить, то сейчас становилось ясным, что это выражение не соответствовало его намерениям; он оказывался мягким и добродушным.

Назарьев начал расспрашивать про Пиратова, про других товарищей, про дела вообще и про московские новости. Камзолин, во всякое другое время готовый принять его ласково и внимательно, теперь отвечал рассеянно, и Назарьеву показалось даже, что он что-то имеет против него.

— Послушайте, я, может быть, не вовремя, так вы прямо так и скажите!

— Ах, нет, вовсе нет… тут совсем не то.

— А в чём же дело?

— Да это Пиратов всё. Вы же знаете, какая это свинья.

— Пиратов? Вот никак не ожидал. Мне казалось, что он человек порядочный.

— Да вы не подумайте чего-нибудь! — спохватился Камзолин, — он никакой подлости не сделал…

— Ну, признаюсь, ничего не понимаю…

— Да вы можете себе вообразить… представьте себе, у нас сегодня экзамен… и уж отложить никак нельзя… он пошёл держать, потому что он в первой группе… Постойте, батюшка, вот мысль!..

Назарьев с изумлением смотрел на хозяина, который остановился перед ним и почему-то с радостным выражением в лице глядел на его ноги. Он делал это до такой степени выразительно, что гость невольно тоже наклонил голову и начал внимательно рассматривать собственные ноги.

— Что это такое вы там нашли? — спросил он.

— Нет, вы скажите: вы сколько ещё времени будете в Москве?

— Да ещё часа четыре осталось.

— Великолепно! Вы можете посидеть часа два без сапог?

— Не понимаю…

— Ну, вот, вы сейчас поймёте. Вы видите, что я без сапог. У нас только одна пара сапог, её взял Пиратов, по всей вероятности увлёкся и забыл обо мне. А меж тем сегодня надо быть на экзамене, хоть тресни. Ну, теперь поняли?

— Гм… значит, вы хотите надеть мои сапоги, так? Что ж, я ничего… Ну, а если вы тоже увлечётесь?

— Нет, что вы? Как же это можно? Ведь я же знаю, что вам надо ехать. Вы меня выручаете, и вдруг я сделаю такую подлость! За кого же вы меня принимаете?

— В таком случае извольте, — промолвил Назарьев, — только их надо почистить, а то они в грязи. У нас в уезде дождь шёл…

— Ну, вот ещё! где там! каждая минута дорога. Так снимайте же.

Назарьев снял сапоги, а Камзолин с необыкновенной быстротой надел их.

— Тесноваты! — промолвил он. — Ну, да это ничего, как-нибудь приспособлюсь. Так вот что, — поспешно прибавил он, — вы тут оставайтесь, ложитесь спать, делайте, что вам угодно, а я часа через полтора вернусь.

3